— Вам будет нелегко найти замену. Телевидение довольно сложный механизм. Ваш отец понимал это, хотя в специфику не вникал.
— Не набивай себе цену, — резко прервал Тео. — И ради Бога не ссылайся на Билли. Он свалял дурака, связавшись с «Трибуной» и со столь самовлюбленной дамочкой. К счастью, это не семейная наша черта.
Тео видел, как в ней закипает ярость, щеки покрываются густым румянцем, а глаза сверкают. Он испытывал наслаждение, заставляя ее чувствовать боль. И тем не менее Анджер отдавал ей должное. Сильная, красивая женщина! Пожалуй, даже очень сильная… Другая на ее месте впала бы в истерику с заламыванием рук и слезами. А эта? Неудивительно, что старик попался. У нее есть и хватка, и женское обаяние, и шарм.
— Я не собираюсь погружаться в пресловутую телевизионную специфику, в которой, не сомневаюсь, все вы плаваете как рыбы в воде. — Тео с удовольствием цедил слова. — Но любого человека с простым арифмометром в руках хватил бы удар, познакомься он с финансовым положением «Трибуны», — вот что в поступке отца загадка для меня. В остальном… я могу понять его…
Ренату передернуло. Намек был более чем прозрачен.
Она не посчитала нужным ответить, тупо обвела глазами свой скромный кабинет, единственным украшением которого являлись фотографии. Хорошо, что она убрала отличный снимок старика Билли, где он запечатлен в старомодной шляпе среди моря подсолнухов. Она однажды выпросила его у Анджера и повесила в простенке между окнами, где и полагалось находиться портрету главы компании — в самом центре кабинета, куда он частенько заглядывал. Она спрятала его в ящик сразу после возвращения из больницы. Живое лицо… и только что виденное мертвое… Это было слишком тяжело.
— Скажи мне одну вещь, — услышала Рената. — Тебе не хватает старика… или как?
Ее передернуло. Этот подлец словно прочел мысли, роившиеся в голове.
— Я не в исповедальне.
Тео усмехнулся.
— Разумеется. Но ты хоть немного скучаешь? Ну скажи, только откровенно. — Зубы Тео так сверкнули, что у нее мурашки побежали по спине. — Ты хоть думаешь о нем время от времени?
— Да. — Прямо ответила Бранч. — Билли Анджер был очень внимателен ко мне. Что же касается нашего общего дела — он оказался отличным учеником.
— Ага! — Тео вскочил из-за стола, где, довольно нахально развалясь, восседал. — Могу поспорить, ты была чертовски ловкой наставницей.
— Я учила его, чему могла, что знала сама.
— Чему же? — Тео развернул ее к себе лицом. Руки его были горячи и буквально жгли кожу на плечах. — Мне любопытно.
— Всему, чему я была бы готова научить вас, — холодно ответила она. — Секретам телевизионного бизнеса.
Рената попыталась высвободиться, однако ей не удалось. Тео держал ее крепко, почти грубо. Но в этом таилось нечто мужское, будоражащее кровь.
— Таким секретам и только? — Низкий голос Тео окрасился хрипотцой.
— Пусти. Мне не нравятся подобные намеки!
— Зато мне понравилось, как ты целуешься. — Тео властно за подбородок приподнял ее лицо. — Тебя не смутили десятки глаз на съемочной площадке. Отчего же не попробовать, когда мы одни?
Его цинизм вызвал у Ренаты отвращение, и одновременно она ненавидела себя за тот жар, в который ее бросает от одного его прикосновения.
— Видит Бог, я закричу…
— Закричишь? Только потому, что тебя целует мужчина? — Тео смеясь медленно приближал свои губы к ее губам. — Я уже отдал должное твоему мастерству и хочу, чтобы ты продолжила урок.
Не шевелись! Замри, приказала себе Рената, решив быть холодной как лед. И поначалу ей это удавалось. Она сжала губы в струну. Но, к своему удивлению, скоро почувствовала, как нежно Тео касается языком уголков ее рта, как все более настойчиво овладевает им. Только не реагируй, отчаянно уговаривала она себя, не поддавайся на дразнящие покусывания, кружащие голову. Куда там! Когда Тео свободной рукой обхватил ей грудь, Рена невольно застонала, ощутив покалывание напрягшегося под блузкой соска.
Останови его, мысленно приказывала она себе, останови…
Однако вместо этого ее губы сами собой раскрылись, вобрав внутрь чуть солоноватый язык, заскользивший по ее небу. И сладкое блаженство затопило Рену. Мир куда-то провалился. Уже ничто не имело значения, кроме волнующего волшебства.
Она услышала тяжелое биение его сердца под своими ладонями, потом почувствовала упругую, набухшую мужскую плоть, упершуюся ей в нижнюю часть живота. Это ощущение силы и натиска было столь велико, что, казалось, даже материя не выдержит.
А его рука уже скользит у нее под юбкой, ласкает выпуклость бедер, ягодиц, пробирается к узенькому треугольнику трусиков между ногами, где почему-то вдруг повлажнело, словно вся она истекает соком.
И как в забытьи, Рената обхватила шею Тео руками, прильнула к нему, вместо того чтобы отстраниться.
Он сделал это сам. Только тут, открыв глаза, Рена увидела, сколько в его лице презрения и ненависти. Тео уже не держал ее, обернулся лишь на пороге кабинета, одарив на прощание небрежным, снисходительным взглядом.
В ванной она привела себя в порядок, пригладила волосы. Жалкое зрелище, подумала глядя в зеркало, потом забрала из шкафчика кое-какие свои туалетные принадлежности, кинула в сумку и вышла в приемную.
Энн встретила ее растерянным, недоуменным вопросом, почти в слезах.
— Он сказал… сказал, что ты уходишь… Что ты… уволена.
Каким-то образом ей удалось улыбнуться.
— За вещами я пришлю. Собери их, пожалуйста.